Присуждение Нобелевской премии по физике выходцам из России Новоселову и Гейму за открытие свойств графена вдохнуло новый импульс в «сагу об изобретателе Петрике».
Дело не столько в заявлениях последнего о первенстве в обнаружении пресловутого графена (чего-то подобного от него следовало ожидать в принципе), не в аппеляции к суду за восстановлением его приоритета в открытии «УСВР», как, впрочем, и не в обвинениях Петрика научным сообществом в шарлатанстве. От Распутина и Бадмаева,…
Присуждение Нобелевской премии по физике выходцам из России Новоселову и Гейму за открытие свойств графена вдохнуло новый импульс в «сагу об изобретателе Петрике».
Дело не столько в заявлениях последнего о первенстве в обнаружении пресловутого графена (чего-то подобного от него следовало ожидать в принципе), не в аппеляции к суду за восстановлением его приоритета в открытии «УСВР», как, впрочем, и не в обвинениях Петрика научным сообществом в шарлатанстве. От Распутина и Бадмаева, через Джуну и Кашпировского, до Гробового и Петрика, вера в волшебное исцеление, чудесное избавление или (на худой конец) превращение говна в золото, как способ перескочить проклятые «русские проблемы», традиционно являлась и является для власти в России неизменным средством преодоления действительности. Что называется, «одним махом». Присутствие в смутные времена людей с биографией и претензиями, как у Петрика, в известном смысле, объясняет существо эсхатологии больной русской власти.
Цари и генсеки, президенты и нацлидеры (не говоря уже о сановниках калибром поменьше) всегда с интересом, страхом и надеждой поддавались магическому влиянию прорицателей и научных мошенников (вспомним хотя бы незабвенного Трофима Денисовича Лысенко). Соблазн обладания сверхестественной силой и знанием трансцедентного характера (антибожественного, надо сказать, свойства) заставляет властителей идти на поводу своих порой странных и тайных желаний.
Не секрет, что вся нынешняя кремлевская элита «ходит по бабкам» (так это и называется). Поездки к ведьмам, гадалкам и шаманам не просто способ преодоления личных напастей, а скорей вполне сложившаяся методология государственной защиты от непредсказуемых и пугающих перемен.
Случись нечто подобное на цивилизованном Западе (и узнай об этом их пресса) смеху и издевательствам над чиновниками высшего ранга, использующим мистические практики в государственных делах, не было бы конца. Не говоря уже о том, что политическая перспектива такого рода деятелей была бы навсегда исчерпана. Предельный рационализм и нормативность системы заменяют хаос и случайность в государственном поведении.
Воевать или не воевать с Грузией, идти на третий срок или пропустить преемника, снять или посадить Лужкова — предмет должного действия законов и поддающейся объяснению политической логики, но никак не случайный выбор жребия, под воздействием колдовского заговора или протыкания булавками тряпичных кукол. А ведь не секрет, что именно так принимается большинство судьбоносных решений.
Как это не покажется странным, Петрик является частью этой замысловатой системы отношений внутри самых верхних этажей государственной власти, верящей в магические способы избежания «
1983
;конца света», т.е. конца ИХ власти. Даже «Сколково», которое так нелицеприятно отверг новоиспеченный лауреат Нобелевской премии Андрей Гейм, одним из своих главных и прорывных направлений в области медицины видит исследование проблем по продлению земной жизни. Надо полагать, инициаторы модернизационного проекта считают, что, отодвигая сроки реального собственного конца, они отодвигают тем самым сроки и своей несменяемой личной власти (это ведь только пока всё выглядит столь долгим, если не сказать бесконечным). Разумеется, Петрик, да и Гробовой, смотрятся в проекте инограда куда более органично для решения указанной задачи, нежели Гейм или Перельман.
Возвращаясь собственно к личности Виктора Петрика, как «ученого», следует сказать, что несмотря на его неспециальное образование (психолог, а не физик), уголовное прошлое («мои университеты») и талант махинатора, он, несомненно, обладает чувством магии визуального воздействия. Втягивая в свои эксперименты того же Грызлова, а по слухам и самого Путина, Петрик ясно осознает, что произвести должное впечатление на «цезарей» можно лишь завораживающим масштабом фокусов (наглядность вместо сухих расчетов). Его шарлатанство обаятельно, нагло, с выдумкой. Причем надо заметить, что фантастические предложения по решению грандиозных задач («всю страну очистим посредством фильтров — будут, зомби херовы, голосовать за ЕР»), соединяют в себе мистическую форму и грубо материальное содержание. Ко всякому проекту уместно прилагается внушительный прейскурантик: золотая формула — 20, УСВР — 30, магические пасы «гас выборы» — 40 и т.д. Из всей огромной когорты медиумов и заклинателей он самый материальный, практичный, хваткий (сначала тюрьма, потом осмысление, дальше выход к деньгам). Это вам не Гробовой, у которого мошенничество предшествовало отсидке. Не говоря уже о Распутине, кончившем и того хуже.
Одним словом, «феномен Петрика» — это, пожалуй, некий казус традиционной русской власти, зацикленной на самосохранении и самовоспроизводстве, где реальный Бог отвечает за вечность, а за устранение земных препятствий на пути к этой самой вечности Петрик и ему подобные.